Тибет – страна снегов. 1929

Публикуется по изданию:

Рерих Ю.Н. Тибет – страна снегов. Пер. с англ. О.В. Альбедиля / Ю.Н. Рерих. Тибет и Центральная Азия. T. I: Статьи, лекции, переводы. – Самара: ИД «Агни», 1999. – С. 255–287.

Статья представляет собой текст лекции, подготовленной Ю.Н. Рерихом в 1929 году для прочтения в университетах Европы и Америки.

За величественными Гималаями окруженная со всех сторон могучими горными хребтами лежит скрытая страна – Тибет, страна снегов и буранов, примитивных косматых кочевников и многочисленных городов-монастырей, центров древней учености.

Северную границу этой горной страны образуют параллельные хребты Куньлуня и Наньшаня, географически отделяющие Тибет от равнин провинции Ганьсу в Западном Китае. К западу рельеф страны постепенно повышается, переходя в горный район Каракорума и великого Памира, Крыши мира. Восточный и Южный Тибет – это горные области, пересекаемые многочисленными глубокими долинами, через которые текут величайшие реки Азии, отделенные одна от другой мощными горными хребтами, порой труднопреодолимыми.

Северное Тибетское нагорье состоит из ряда обширных равнин, высокогорных пустынь со скудной растительностью, пересеченных высокими горными хребтами. Это Тибетское нагорье с бирюзово-голубой поверхностью его многочисленных соленых озер принадлежит к огромному внутреннему бассейну Центральной Азии. Остальная часть горной страны Тибета относится к периферийным районам Азии, откуда её великие реки – Инд, Брахмапутра, Салуин, Меконг и Янцзы несут свои воды в океан.

Запретный характер страны, её мрачное северное плоскогорье, голые, продуваемые ветром склоны гор и могучие снежные хребты – свидетели столетий геологической эволюции – наложили неизменную и глубокую печать на горцев Тибета, их культуру и язык.

В этой лекции я буду говорить о людях Тибета, их жизни и культуре, борьбе с природой, суровость которой создала выносливый народ, достойный лучшего будущего.

Каково происхождение тибетского народа? Четыре миллиона тибетцев принадлежат к большой индокитайской группе народов, одной из огромнейших ветвей человечества, чье единство определяется наличием общего слоя в их языках. Считается, что район между верхним течением Янцзы и Хуанхэ был колыбелью тибето-китайской расы. Предки современных тибетцев вторглись в эту страну с северо-востока. Высокогорная область Кукунора, со средней высотой около 10.000 футов, и окружающая горная страна давали достаточно пастбищ для передвигавшихся племен и их скота. Именно от этого гигантского плацдарма племена древних тибетцев, вытесненные некоторыми другими могучими человеческими потоками, были вынуждены искать новые пастбищные земли и спустились в речные долины Восточного Тибета, в Кам, и в юго-восточную часть страны. Мы уже упоминали, что Восточный Тибет – это сильно пересеченная горная страна, малопригодная для скотоводства и вообще для кочевой жизни. Характер страны вынудил грубых кочевников заняться земледелием и поселиться вдоль плодородных речных долин. Отсюда некоторые пришельцы поднялись вверх по течению Брахмапутры, или Цангпо, и расселились в плодородных лёссовых долинах Центрального Тибета, таких, как Кьичу, Ньянгчу и Ялунг.

Другая группа племен, двигаясь из района Кукунора через северное нагорье, дошла до могучего барьера Ньенчен-Тангла и была вынуждена повернуть на запад вдоль северных склонов Трансгималаев, к югу от Великих Озер, в поисках доступных проходов через горы в бассейн Цангпо, или Брахмапутры. Великий путь паломников из Нагчу и Намру к священной горе Кайлас представляет, вероятно, путь древних миграций. Он отмечен множеством любопытных мегалитических памятников, остатков древнего культа природы.

Эти кочевые племена принесли с собой свою собственную культуру, племенной эпос, такой, как великая сага о царе Гэсэре. Они принесли с собой высокотрадиционное искусство кочевников Центральной Азии, отличающееся так называемым «звериным стилем». Этот «звериный стиль» состоит из декоративных мотивов, образованных фигурами животных, которые иногда объединяются, образуя самые поразительные орнаментальные композиции. Создававшие их художники пристально наблюдали природу и хорошо знали характер и привычки изображаемых ими животных. «Звериный стиль» был общим для всех кочевых племен высокогорной Азии. Центром этой великой кочевой культуры, оказавшей могучее влияние на искусство своих более цивилизованных соседей, были горы Алтая – район, богатый золотом и металлическими рудами. Трудно сказать, был ли «звериный стиль» связан с каким-то особым физическим типом людей. Я склонен думать, что он происходит от кочевых и охотничьих племен, этнически весьма разнообразных, но живших в сходной окружающей обстановке, ибо только так мы можем объяснить широкое распространение «звериного стиля» от степей южной России до самых рубежей Китая и от лесов Сибири до могучих вершин Трансгималаев в Тибете. Экспедиции Рериха посчастливилось обнаружить существование «звериного стиля» среди кочевых племен Северного Тибета.

Пригодные для земледелия долины в Центральном и Южном Тибете и некоторые плодородные лесные долины на юго-востоке страны были колыбелью тибетской культуры. Здесь население оседлых племен создало теократическую культуру Тибета, сформированную из богатого наследия культурных достижений, унаследованных от Китая и Индии.

Говоря о Тибете, лучше всего следовать географическому разделению страны, введенному самими тибетцами. Занятия населения классифицируются согласно четырем топографическим подразделениям. Тибетцы говорят, что их страна состоит из: pu (чанг), или горных хребтов; тханг, или высокогорных невозделываемых равнин; док, или пастбищ, и ронг, или глубоких горных долин. Pu, тханг и док заняты кочевыми племенами, пасущими на них свой скот. Ронг, или долины, образуют земледельческие районы Тибета.

Велики контрасты в географии региона и различия в климате. Иногда сотни миль едешь по пустынному нагорью со скудной растительностью, поддерживающей редкое кочевое население, где ничто не останавливает взгляд путешественника. Могучие горные хребты, значительно превышающие линию вечных снегов, высокогорные перевалы, покрытые огромными валунами, усеянные осыпями склоны гор перемежаются широкими долинами и округлыми холмами, среди которых лежат бирюзово-голубые озера Тибета. Лучшее время года на Тибетском нагорье – июнь и август, когда пастбища покрыты густой растительностью, а ветры милосердны к путешественнику. Поздней осенью, зимой и весной на нагорье бушуют бури и ураганы, несущиеся с ужасающей силой, со скоростью до 90 миль в час. Снегопады обычно редки, но в последние годы огромное количество снега выпадало поздней осенью и в зимние месяцы и полностью укрывало нагорье снегом, блокируя горные перевалы и прекращая всякую связь между селениями. Это несло смерть кочевникам и их скоту, тысячи людей и животных погибли в ледяном плену на покрытом снегом нагорье.

После пронизывающего холода и ветра нагорья путешественник неожиданно спускается в долину, глубоко прорезывающую горный склон. Заросли можжевельника появляются на каменистых склонах, а воздух становится менее холодным и разреженным. Через несколько часов езды местность полностью меняется. Порой на горных склонах появляются сосны и ели, или заросли ивы тянутся вдоль берега горного ручья. Ячменные поля и весело раскрашенные деревенские дома покрывают долину. Иногда на склоне горы виден монастырь, прилепившийся к скале и взирающий сверху на долину. Но, увы, волшебная долина проплывает мимо путешественника лишь как видение лучшего мира. Тропа пересекает её и снова взбирается на голый горный кряж, за которым лежит пустынная равнина.

Хлещущий ветер и снег встречают путника, и вскоре он уже едет посреди ревущей бури в поисках стоянки кочевников и горячего костра.

Солнечные и плодородные долины образуют только незначительную часть Тибета. Большая часть страны покрыта пустынными горами и равнинами.

Сначала я обрисую картину тибетской кочевой жизни, а затем расскажу о жизни городов и монастырей. Глубокие долины Центрального и Юго-Восточного Тибета граничат на севере и северо-востоке с широким поясом горных пастбищ, или док, простирающихся через весь Северный Тибет, от границы Ганьсу до пределов Ладака на западе. Здесь редкое население кочевых племен: ньяронгва, голоки, панаки, хорпа и чангпа – сохранило примитивную кочевую культуру и архаические формы тибетского языка. Продуваемое ветрами и бурями безотрадное нагорье с его кочевническими стоянками с мрачными черными палатками все еще сохраняет атмосферу ранней переселенческой эпохи. Тщательное изучение этих племен с точки зрения этнологии, археологии и лингвистики несомненно принесло бы много важных данных и завершило бы картину ранних миграций во Внутренней Азии.

Китайские исторические хроники содержат массу информации о тибетских пограничных племенах. Мы знаем об их племенных передвижениях, союзах с могущественными хунну, древнеазиатским народом, занимавшим степи современной Монголии, об их периодических набегах на китайскую территорию. В VII и VIII вв. н.э. тибетские конные орды пронеслись по Западному Китаю, Туркестану и Южной Монголии и даже захватили Чанъань, китайскую столицу того времени. К концу VII в. Китайский Туркестан был утрачен Китаем, и тибетские войска в союзе с арабами продвигались к долине реки Оксу.

Мы знали о тибетском военном губернаторе Хотанского оазиса и тибетских крепостях вдоль южного торгового пути в Восточном Туркестане. Известный военный поход 747 г. под командованием китайского генерала Гао Синьчи имел целью проверить военное продвижение тибетцев в районе Гиндукуша. Около 750 г. тибетцы захватили Дуньхуан (место, где Сэр Аурел Стейн и проф. Пеллио сделали блестящие открытия, обнаружив хранилище рукописей), и их войска изолировали Восточный Туркестан от самого Китая.

XI и XII столетия видели рост Си-ся, или Тангутского царства, занимавшего низины Ганьсу и большую часть Внутренней Монголии. Си-ся были народом тибетского происхождения, и большое количество их рукописей было обнаружено в 1908 г. великим русским путешественником генералом П.К. Козловым в разрушенном городе Хара-Хото, а их потомков все еще можно встретить в значительном количестве в районе, прилегающем к Нинся, и на рынках Сианфу. Этот народ, обладавший развитым искусством и обширной литературой, был покорен Чингисханом, великим монгольским завоевателем, около 1221 г.

Последовательные волны монгольских завоеваний и окончательное установление китайско-тибетской границы в эпоху минской и маньчжурской династий Китая загнали кочевые племена Тибета в горы, в район Кукунора. Под защитой монгольских и маньчжурских правителей Тибет стал миролюбивой религиозной страной, но труднодоступной, защищенной могучими горными хребтами и политическими барьерами. Несомненно, что распространение буддизма постепенно изменило национальный характер тибетцев, и что под его влиянием воинственный дух кочевников постепенно улетучился.

Таким было славное прошлое. Картина современного Тибета куда печальнее. Некоторые кочевые племена, вытесненные в высокогорные долины, быстро деградируют. Земледельческое население долин в результате недавних беспорядков значительно уменьшилось. Мужественный и стойкий народ быстро исчезнет, если не произойдет его возрождение.

Пересекая продуваемое ветрами нагорье Северного Тибета, почти ужасающе бесплодное, вы ждете возможной встречи с людьми. Только крайнее неблагополучие может заставить человека жить в этих безлюдных горах и равнинах. Порой после многих дней трудного пути, когда почти каждый день одно из ваших вьючных животных не выдерживает трудностей и должно быть оставлено, вы натыкаетесь на невысокую каменную стенку и кучи навоза. Вероятно, это стоянка каких-то кочевников. Скелеты домашних яков подтверждают ваше предположение. После этих первых следов человеческой деятельности вы едете еще несколько дней, не видя ни одного признака существования кочевников или их стад. Снежная буря свирепствует над землей, а окружающие горы скрыты под покровом густого белого тумана. Путешественник едет, склонив голову, его плечи и грудь покрыты толстым слоем мокрого снега. Впереди почти ничего не видно, и только выносливые яки могут находить верное направление в этой снежной круговерти. Вдруг вдали раздается звон колокольчиков, почти невозможный звук среди завываний бури. Затем впереди показывается что-то темное. Странно выглядящие всадники на маленьких лохматых лошадях, с длинными фитильными ружьями за спиной выныривают из тумана. Они останавливаются, а некоторые спешиваются в знак того, что они мирные путники и не имеют злых намерений. Их лица закрыты грубо сделанными масками, а головы покрыты большими меховыми шапками, полностью закрывающими уши и завязывающимися под подбородком. Длинные нечесаные космы черных волос торчат из-под шапок. Грязные серые овчинные шубы и высокие сапоги, сделанные из толстой тибетской хлопчатобумажной ткани, защищают этих людей от пронизывающего холода. Все вооружены длинными мечами и фитильными ружьями, а иногда даже современными винтовками. Шубы перепоясаны большими украшенными патронташами. Иногда мужчин сопровождает женщина, одетая точно так же, как её спутники, только без оружия, и шуба у нее длиннее. Это, вероятно, группа кочевников, охотящаяся за дикими яками. Во время таких охотничьих рейдов они едят только сырое мясо убитых животных и немного цзампы, или крупномолотой ячменной муки – национального тибетского продукта. Они не берут с собой палатку, а проводят ночь под открытым небом, спят, свернувшись в клубок, и часто полностью под снегом. Их лошади, эти выносливые маленькие животные, питаются сушеным мясом, цзампой и листьями чая, ночью стоят возле своих хозяев, повернувшись спиной к ветру. Так выглядит временный лагерь кочевников в Тибете.

Попытавшись заговорить с этими кочевниками, вы услышите странные гортанные звуки, так не похожие на мягкую, беглую речь тибетцев из Лхасы. После этой первой встречи путешественник снова едет несколько дней, никого не встречая. Затем однажды он видит огромное стадо черных и бурых домашних яков, спускающееся по склону горы. Дикого вида люди в серых овчинах гонят это стадо. Они расхаживают вокруг животных, иногда посвистывая, а иногда издавая особые пронзительные звуки, такие резкие в разреженном воздухе. Они не носят головных уборов, и ветер треплет их длинные нечесаные космы. Все эти мужчины заняты изготовлением нитей из овечьей шерсти, которые они скручивают в ладонях, а затем наматывают на деревяшку. Это любимое занятие кочевников, пасущих свои стада или сидящих на корточках у лагерного костра. Присутствие стада домашних яков указывает на то, что стоянка кочевников где-то поблизости.

Проехав немного, путешественник замечает несколько больших черных палаток, расположенных в боковой долинке, укрытых от ветров Тибетского нагорья.

Огромные черные собаки с широкими красно-синими ошейниками бросаются на дорогу и яростно лают. В Тибете есть особая порода собак, известная европейцам как тибетский мастиф. Это большие животные, иногда достигающие величины ослика, с густой черной шерстью, широкой мощной грудью и огромной головой с мощными челюстями. Известно, что эти собаки нападают на волков, и я сам знал одного пса, одолевшего снежного леопарда. Чтобы обезопасить путешественников от собак, кочевники привязывают одну из передних лап собаки к ошейнику. Ночью собак спускают с цепи.

Палатку тибетских кочевников, обычно называемую банак, часто сравнивают с гигантским пауком. Она сделана из черной ячьей шерсти и состоит из двух половин, соединенных узкими полосами в тех местах, где крыша палатки крепится на двух шестах. Поэтому в крыше остается отверстие для выхода дыма. Палатка крепится на двух вертикальных шестах многочисленными веревками, обычно очень длинными, так как длинные веревки лучше удерживают палатку во время бури. Не используются ни металлические, ни деревянные колышки, веревки привязывают обычно к валунам. Иногда в качестве колышков используют рога яка. Такие палатки всегда имеют два входа, спереди и сзади. Там, где живет вождь племени, несколько палаток соединяют вместе, так что образуется одна длинная и большая комната. Такие палатки обычно достаточно просторны и позволяют нескольким семьям жить вместе.

Обстановка в таких палатках исключительно примитивная. Ковры или шкуры как покрытие пола используются редко, исключительно у богатых хозяев. Середину палатки занимают один или несколько очагов. Присматривать за огнем – это обычно обязанность слабых и стариков. В обычной палатке кочевника вы не найдете ни алтаря, ни низеньких тибетских столиков. Подобная роскошь встречается только у племенных вождей, богатых торговцев и лам. Палатка обычного человека наполнена обычными и вьючными седлами, мешками масла и цзампы, шкурами и взбивалками для тибетского чая. Бросаются в глаза новорожденные ягнята и молоденькие овечки, делящие палатку со своими хозяевами. Семейной постелью служит грязная куча овчин, сваленных в углу, а на ночь раскладываемых вокруг очага. Снаружи палатку окружают низкие стенки из камней или сухого навоза. Такая стенка защищает от ветра и пыли, которые иначе проникали бы в палатку понизу.

Большую часть работы по хозяйству делают женщины, которые доят скот, готовят масло и тибетский сухой сыр, или чура, выделывают шкуры и изготавливают тибетскую домотканую материю. Мужчины обычно уходят с караванами, отправляющимися в летние месяцы во внутренний Тибет, чтобы заплатить подати маслом, шерстью и домотканым полотном, а возвращаются осенью, до того как перевалы занесет снегом, с грузом ячменя и цзампы на зиму. Живя дома, мужчины охраняют стада овец и яков, что совсем нелегкая обязанность на таких высотах.

Привыкшие к тяжелой работе на стоянках, тибетские женщины часто физически сильнее мужчин. Они очень трудолюбивы и поэтому пользуются большим уважением по всему Тибету и гималайским районам Индии. Они поднимаются рано, разжигают огонь, приносят воду, если поблизости есть источник или ручей, но обычно – снег из соседнего ущелья. Пока кипятится вода для чая, хозяйка выходит присмотреть за стадом яков и отарой овец. Овец выпускают из каменного загона, где их держат ночью под охраной тибетских собак.

Между тем встает глава семьи, если ему случится быть дома, набрасывает на голые плечи свою овчину и занимает место у огня. Вся семья, а может быть, несколько семей, живущих вместе, или несколько братьев, имеющих одну общую жену, встают и садятся на корточки у очага. Палатка наполняется громким бормотаньем от чтения утренних молитв. После возвращения хозяйки пьют чай, бросая в деревянные чашки с чаем большие куски масла. Эта жирная смесь – любимый напиток в Монголии и Тибете. Он готовится из чая низкого качества, ввозимого из Китая, смешанного с маслом, молоком и небольшим количеством соды, которую получают из местных озер.

Чаепитие продолжается довольно долго. Цзампу смачивают чаем и скатывают в маленькие шарики, которые затем глотают. Довольно вкусное блюдо готовят из сухой цзампы, смешанной с качественным маслом и тибетским сыром. Редко можно найти свежее масло, обычно масло у кочевников хранится несколько месяцев и источает неприятный запах, пропитывающий палатку, её обитателей и их одежду. После утреннего чая все приступают к повседневной работе. Хозяйка и её помощницы идут доить коров, а мужчины приступают к своим обязанностям. Некоторые идут на охоту, другие следят за большими стадами яков и лошадей. В местах, где есть разбойники, пастухи обычно конные и вооружены, готовые дать отпор любой попытке грабителей угнать стадо. Днем женщины на стоянке занимаются прядением, выделыванием шкур и другой домашней работой. Вечером, к заходу солнца, вся семья собирается снова. Женщины приносят свеженадоенное молоко, и семья приступает к вечерней трапезе. Тот же чай, цзампа, иногда высушенная баранина, которую едят сырой. Каждый из членов семьи получает баранью кость и маленьким ножичком дочиста срезает с нее мясо. После еды бормочут вечерние молитвы и изредка жгут курения, привезенные из Лхасы. Мужчины сидят у огня на корточках и рассказывают друг другу разные истории и местные новости, принесенные проходящим караваном. Если кто-то из семьи умеет петь, он, может быть, споет древнюю балладу о Гэсэре, могучем царе-воине, завоевавшем некогда Тибет, о том, как он снова появится когда-нибудь на земле, чтобы установить царство справедливости. Я помню эти сгорбленные фигуры людей, на лицах которых играют отблески огня, до поздней ночи говорящих о героических подвигах царя Гэсэра и семи его друзей-воинов. Обычно невыразительные лица кочевников неожиданно озаряются внутренним пламенем, которое лучше слов передает, что древний воинственный дух все еще дремлет в глубине сердца кочевника. Кто знает, что случится, если древний воинский клич Гэсэра вдруг прозвучит над просторами Тибетского нагорья? Огонь гаснет, и скорченные фигуры людей с низко склоненными к коленям всклокоченными головами растворяются в темноте. Тишина ночи прерывается лишь рычанием и лаем собак, прогоняющих волков, что воют по соседству.

Одежда этих кочевников одинакова для всех кочевых районов Тибета и состоит из овчинной шубы, на которую нашиты куски цветной ткани, и высоких тибетских сапог, подвязываемых под коленом. Иногда носят рубаху, но большинство кочевников надевают свои овчины прямо на голое тело. Во время работы тяжелую и громоздкую шубу сбрасывают с правого плеча, которое остается обнаженным.

Богатые люди носят одежду из «пуру», тибетской хлопчатобумажной ткани высокого качества, обычно окрашенной в красно-пурпурные или темно-фиолетовые цвета и высоко ценимой в самом Тибете и в Монголии. Такую ткань делают крестьяне или кочевники, по закону обязанные сдавать всю продукцию местным правительственным чиновникам, после чего правительство продает эту ткань по фиксированным ценам и вывозит за границу. Большинство мужчин и женщин ходит с непокрытыми головами. Только в поездках или в бурю они надевают меховые шапки с верхом из синей или зеленой материи, отделанные лисьим или бараньим мехом. Летние шляпы делают из соломы и покрывают тканью, а ободок отделывают красной или синей материей. Женщины заплетают волосы в многочисленные маленькие косички, спускающиеся на спину и соединенные широким куском красной ткани, на которую нашиваются серебряные украшения, состоящие, главным образом, из серебряных индийских рупий, китайских долларов и тибетских серебряных монет. Женские прически сильно различаются в зависимости от местности. В районе Накцанга, в области Великих Озер, женщины носят особый овальный головной убор, несколько напоминающий такой же у женщин Древней Руси. Он украшен бирюзой и серебром. В других местностях в волосы вплетают крупные раковины. Большие овальные серьги и многочисленные коралловые, бирюзовые и серебряные ожерелья обычно носят все женщины и девушки. Женщина-кочевница носит на себе все свое богатство, и по обилию серебра и бирюзы можно судить о достатке семьи.

У мужчин обычно нечесаные волосы, иногда их заплетают в две длинные косицы, свисающие спереди с двух сторон. Племенные вожди и богатые скотовладельцы носят длинные косы, часто доходящие до колен. Эти косы, в которые часто вплетают конский волос, чтобы сделать их длиннее и толще, украшают широкими кольцами красной материи, на которой крепятся коралловые, бирюзовые и серебряные украшения, а иногда – тяжелые гау, или медальоны с амулетами.

Большие шубы подпоясывают кожаными ремнями с серебряными и бронзовыми украшениями. На поясе висит нож, кисет с кремнем и огнивом, а иногда небольшие ножны с ножом и палочками для еды. Именно на таких украшениях на поясах, на кисетах с кремнем и рукоятях мечей мы обнаружили орнаменты так называемого «звериного стиля». Я уже упоминал это великое кочевническое искусство Центральной Азии, характеризующееся «звериным стилем», т.е. животными мотивами в орнаменте. Во время пребывания экспедиции в землях Западного Хора, обширной области горных лугов, лежащей к северу от района Нагчу, мы нашли множество предметов, украшенных в «зверином стиле». Известно, что «звериный стиль» был распространен на огромной территории. Важные находки тканей и металлических предметов «звериного стиля» были сделаны генералом П.К. Козловым в горах Ноин-Ула к северу от Урги, в Монголии, но ничего не было известно о существовании этого искусства в Тибете. Теперь ясно, что тот же стиль был в моде в Дерге, провинции Тибета, славящейся художественными изделиями из металла, среди племен Северного и Северо-Восточного Тибета и до сих пор существует среди хорпа.

Тибет всегда был открыт вторжениям с северо-востока. Горный характер страны с его недоступными долинами помогал сохранять воспоминания глубокой древности, и его кочевое население обладает многими сокровищами прошлого Центральной Азии. Если бы нам захотелось увидеть кочевников такими, какими они были в эпоху Великого переселения народов, нам следовало бы отправиться в Северный Тибет и понаблюдать там за жизнью кочевников, увидеть этих всадников с длинными мечами, скачущих по бесконечным равнинам тибетского севера. До сих пор уделялось внимание только религиозному искусству Тибета, его многоцветным живописным свиткам, чудесной бронзе, теперь же открыта новая область тибетского народного искусства – добуддийского искусства тибетских кочевых племен, памятника глубокого прошлого.

Кочевники всегда вооружены. Трудная и опасная жизнь на Тибетском нагорье делает это необходимым. Их вооружение состоит из примитивных фитильных ружей с присоединенным упором-рогаткой, используемым при стрельбе, или даже из современных магазинных винтовок. Ружейные приклады богато украшены серебром и бирюзой. Все мужчины носят длинные мечи, напоминающие холодное оружие европейского средневековья. Лучшие мечи – из провинции Кам в Восточном Тибете, а высокие цены предлагают за знаменитые мечи, которыми убили наибольшее число врагов и на лезвиях которых видны натеки крови, потому что меч никогда не чистят после битвы, а вкладывают в ножны окровавленным. Как в эпосе нашего средневековья, мечи тибетских героев имеют имена. Самые знаменитые мечи берутся из так называемого лаканга, или храма Гэсэра, расположенного близ Джьекундо в Северо-Восточном Тибете. Рассказывают, что по завершении своих подвигов царь Гэсэр хранил все свое оружие в этом храме. Потолок храма сделан из длинных мечей и копий вместо балок. Во время недавней китайско-тибетской войны много таких мечей было украдено тибетскими солдатами, и сейчас их предлагают за баснословные цены. Другое любимое холодное оружие – копье. Используются два вида копий: длинное копье и дротик. Тибетский дротик делают из прочного дерева, ввозимого из Восточного Тибета или Сычуани. Древко копья заключено в металлическую обвязку. Большое металлическое кольцо закреплено на конце древка, а другое кольцо свободно скользит вдоль древка. Для метания к обоим кольцам привязывают веревку. Всадник держит веревку и древко в поднятой руке, а затем отпускает древко и бросает копье, держа в руке конец веревки. Копье летит с дребезжащим звуком, производимым свободным кольцом, скользящим по металлической обвязке древка. После того, как кольцо достигает конца древка, копье падает, и всадник поднимает его обратно в седло. Для метания такого дротика необходима большая сила. Это оружие обычно используется кочевниками Северного и Северо-Восточного Тибета.

В кочевнических районах Тибета всегда попадаются разбойники. Иногда это банды из племен профессиональных грабителей из Северо-Восточного Тибета, рыскающие на обширных просторах тибетского севера. Подобные банды состоят из 20–30 вооруженных всадников с легкой поклажей на вьючных пони, которых всадники ведут на поводу. Такой отряд может за день покрыть большое расстояние и совершить неожиданное нападение на караван или стоянку. Говорят, что лошади разбойников лучшие в стране. Их особым образом обучают повиноваться пронзительным звукам, издаваемым всадниками. Всадник свистит, и лошадь ускоряет шаг, а пронзительный усиливающийся звук заставляет животное перейти на полный галоп. На таких лошадях не могут ездить обычные наездники, не знающие, какими звуками направлять лошадь.

Когда такая банда вооруженных грабителей появляется по соседству, все обитатели кочевнической стоянки со всей поспешностью уходят в горы, в какую-нибудь дальнюю долину, а племенные вожди собирают всех мужчин, способных носить оружие, для борьбы с незваными гостями. Во время нашей экспедиции мы часто встречали большие группы всадников, скачущих на большой скорости. Если разбойники замечают поблизости другую банду, то спешат с ней сразиться. Во время таких стычек редко берут пленных, а раненых никогда не оставляют на поле боя. Грабители даже стараются увезти своих убитых.

В голодные годы, следующие за холодными и снежными зимами или эпизоотиями скота, целые районы превращаются в разбойников, и тогда приходит очередь правительственным войскам подавлять это зло. Племенная милиция поддерживается приказами лхасского правительства, осуществляющего слабый контроль над кочевыми племенами. В случае войны каждая семья должна выставить одного всадника и снабдить его всем необходимым на один месяц похода. Оружие, амуниция и лошадь – все принадлежит самому воину. Приказ о мобилизации на куске красной ткани, привязанном к стреле, посылают со специальным всадником, который скачет к ближайшему вождю и вручает ему стрелу. Вождь знакомится с содержанием приказа и немедленно посылает свежего всадника к другому вождю. Через несколько дней вся страна полнится вооруженными всадниками.

Считается, что войска из Северного и Северо-Восточного Тибета самые храбрые во всей стране, и существует убеждение, что воин из тех мест, вступив в битву, должен умереть в ней.

Племенная милиция исполняет еще одну важную обязанность – она охраняет протяженную тибетскую границу. Вдоль всей северной границы, которая примерно проходит вдоль хребта Марко Поло, или же гор Ангкар Дакчин, стоят пограничные посты, наблюдающие за караванными путями, ведущими из Монголии и Китая. Такой пост обычно состоит из 6–10 человек, живущих в черной кочевнической палатке. В их обязанности входят разведка окрестностей и сообщение ближайшим пограничным властям о любых приближающихся караванах. Вы можете представить себе жизнь таких постов, расположенных иногда в сотнях миль от ближайшего населенного пункта в Тибете и на высоте около 15.000 футов. Эти люди вынуждены питаться цзампой и охотиться за дикими яками и кьянгами, или дикими ослами. Зимой такие посты иногда полностью отрезаны от мира, а многие всадники, посланные для восстановления связи, гибнут по дороге и пожираются волками и медведями.

Кочевые племена на северо-востоке, севере и некоторые из племен Западного Тибета исповедуют древнюю религию Тибета, так называемый бон, религию почитания природы и некромантии. Причудливые ритуалы исполняют дико выглядящие странствующие жрецы, облаченные в черные одежды. С приходом буддизма древняя религия бон преследовалась и вытеснялась в отдаленные пограничные районы Тибета.

Бон – это сложное учение, в котором древние формы шаманизма Северной Азии смешаны с верованиями и обрядами религии природы примитивного населения Северо-Западной Индии. Восходит ли этот примитивный культ к индоевропейской древности или – как я склонен думать – к доарийскому слою населения, все еще невозможно установить определенно.

Существуют две формы бона: примитивное почитание природы, полное шаманских и некромантских ритуалов, а иногда кровавых жертвоприношений, и реформированный бон, или адаптированный к буддизму. В первой форме бона мы встречаем богов неба и земли, солнца и луны, звезд и четырех сторон света. К этой форме бона принадлежит цикл легенд о Гэсэре. Примитивное учение бона до сих пор представлено странствующими заклинателями злых духов, никогда не принадлежащими к оседлым братствам. Реформированный бон – это чрезвычайно сложное явление. Он подвергся сильному влиянию буддизма и имеет большие монастыри, организованные по ламаистской модели, где облаченные в красное жрецы ничем не отличаются от своих ламаистских коллег. Буддизм сильно повлиял на внешнюю сторону бонских ритуалов, тогда как учение этой религии подверглось сильному воздействию индуизма.

Вера в силы природы, персонифицированные божественными существами, или ла, – общая для обеих форм бона. Каждая местность имеет собственное местное божество, или юл-ла, и дре, или демона. Ла обычно доброжелательны, но иногда имеют трудный характер, и людям той местности не просто бывает умилостивить божество. В одной из бонских деревень в верхней части провинции Цзан я видел прекрасное поле, расположенное на берегу реки, невозделанное, но тщательно огороженное. Зная об относительной скудности плодородных земель, я очень удивился, увидев такой прекрасный участок земли невозделанным, и поинтересовался причиной. Причина была в том, что местный ла, обитающий в скале, возвышающейся над этим полем, имел к нему странное пристрастие, и каждый раз, когда крестьяне пытались вспахать его, неожиданная буря с градом уничтожала посевы. Местный бонский жрец истолковал волю божества, и с тех пор поле не трогали, а вокруг него поставили каменную стенку. Таково влияние этой религии, что крестьяне могут отказаться от лучшего из своих полей и посвятить его местному божеству. Каждый горный перевал имеет своего ла, и некоторые из этих божеств славятся своим буйным нравом. Некоторые из них не любят ружейной стрельбы и посылают град и шквал, если в окрестностях раздается выстрел, иные вообще неприязненно относятся к путешественникам.

Дуд, или дре, – это злые духи, всегда причиняющие какой-то вред. Дре, или демоны, угоняют ночью лошадей, задерживая тем самым путников. Некоторые местности вдоль караванных путей славятся такими проделками демонов, или тонг-дре, и караванщики принимают меры предосторожности, чтобы предотвратить внезапное бегство лошадей и мулов. Все эти бонские божества, управляющие судьбами людей, имеют общее имя юндрунг-ла нам, или боги свастики.

Символ свастики играет важную роль в учении бона, это синоним бона. Воля и наставления этих богов передаются человечеству учителем Шенрабом Миво, «человеком Шенрабом». Известно несколько бонских текстов о жизни этого бонского наставника. На легендарное описание его жизни сильно повлияла легенда о Будде. Труды Спасителя Шенраба были продолжены на земле линией преемственности учителей, следивших за благополучным развитием учения бон.

В палатке кочевника, если он не бонский жрец, редко можно найти книгу. Единственное часто встречающееся сочинение – это великий эпос о царе Гэсэре, могучем герое, чьи подвиги воспеты в эпической поэме, состоящей из 16 книг. Все имеющиеся книги эпоса рукописные, поэма никогда не была напечатана и бережно хранится в семьях. Для кочевников Восточного и Северного Тибета легенда о Гэсэре не просто эпос – это их религия, их воплощенная надежда на лучшее будущее, которое представляется им по образцу их славного прошлого.

Эпос о Гэсэре – это сложное сочинение, включающее в себя древний культ природы, где почитание солнца, луны, звезд и времен года смешано с древним эпосом о великом царе-герое, правившем однажды где-то на северо-востоке Тибета. Историческая основа легенды уводит нас в далекое прошлое великих кочевых империй Центральной Азии. Поэма воспевает деяния царя Гэсэра, его доблесть и подвиги в юности и несколько победных походов на царя Хора, а также других кочевых вождей.

В нынешнем виде поэма, вероятно, – сравнительно позднее сочинение, но её ядро принадлежит к общему наследию кочевников Центральной Азии и сохранило многое из древнего кочевнического эпоса. Это старинный памятник кочевой поэзии, созданный творческими усилиями нескольких кочевых народов. В её современном виде эта поэма чрезвычайно популярна в Монголии и среди тюркских племен Центральной Азии. При маньчжурах царь Гэсэр под именем Хуанди был провозглашен божественным защитником маньчжурской династии.

В Тибете и Монголии эпос о Гэсэре постоянно продолжает обогащаться новыми песнями и эпизодами. Считается, что Гэсэр снова вернется на землю и поведет кочевые племена против могущественного врага, который придет установить царство зла. Мадам Давид-Нель, отважная французская путешественница, первая обратила внимание на этот новый мессианский характер Гэсэра, а во время моего пребывания в Тибете среди кочевников Хора мне удалось собрать дополнительные данные, которые ясно подтверждают то важное обстоятельство, что новая глава в обширном эпосе о Гэсэре еще только пишется.

Всякий, кто знает, какое огромное влияние такие мессианские пророчества оказывают на простодушных кочевников, легко поймет скрытую потенциальную силу, лежащую в темных массах кочевников высокогорной Азии.

До сих пор найдено лишь несколько древних святилищ примитивной религии бон. Это большей частью грубые каменные алтари, или ла-то, некоторое число которых, как известно, существует в Западном Тибете, где они были изучены д-ром Франке, моравским миссионером в Лехе. Экспедиция Рериха на пути через область Великих Озер открыла ряд замечательных мегалитических памятников, восходящих к добуддийскому периоду тибетской истории. В местечке Доринг, примерно в 30 милях к югу от большого соленого озера Пангонг-Цо-ча, мы обнаружили важный памятник, состоящий из 18 рядов каменных глыб, стоящих вертикально. Каждый из таких рядов, тянущихся с востока на запад, заканчивался на западном конце кромлехом, или каменным кругом, состоящим из нескольких менгиров, более или менее образующих круг. Внутри круга было расположено несколько менгиров, или высоких грубых обелисков, вертикально вкопанных в землю, с грубым камнем-столом, или алтарем, перед ними. Очевидно, это было святилище какого-то примитивного культа. Но каков его возраст и назначение?

Если сравнить известный мегалитический памятник в Карнаке во Франции с обнаруженными в Тибете мегалитами, то бросается в глаза поразительное сходство двух памятников. Ряды глыб в Карнаке тянутся с востока на запад, а на их западной оконечности имеется кромлех, или круг из камней. Памятник в Доринге имеет точно такое же расположение мегалитов. Жреческое использование памятника в Карнаке остается неизвестным и поныне, несмотря на множество выдвинутых теорий. Мне кажется, что мы обладаем ключом к разгадке мегалитических сооружений Северного Тибета. Мегалитический памятник в Доринге включает огромную фигуру в форме стрелы, выложенной из каменных глыб, и расположенной у восточной оконечности памятника, причем её наконечник указывает на это сооружение. Стрела – это важный символ в древнем тибетском культе природы, связанный с почитанием солнца и небесного огня в виде молнии, которую она символизирует. Современные кочевники носят древние бронзовые наконечники стрел в качестве амулетов, которые, как они считают, представляют собой окаменевшие молнии, ударившие в землю. Между прочим, следует отметить, что стрела иногда рассматривается как символ царя Гэсэра, связь которого с почитанием природы была определенно показана д-ром Франке.

Наличие фигуры стрелы у восточной оконечности памятника в Доринге ясно указывает на то, что все сооружение было посвящено какому-то культу природы. Это важный вывод, так как ни один мегалитический памятник до сих пор не получил удовлетворительного объяснения. Аналогичные мегалитические памятники были обнаружены экспедицией еще в нескольких местах к югу от Великих Озер: в Ратри, Лапчунге и Цукчунге в Трансгималаях.

В Ратри помимо рядов мегалитов и кромлехов экспедиция обнаружила первобытные могилы – ящики, сделанные из больших каменных плит, самая крупная из которых была расположена с восточной стороны могилы, указывая, что тело было захоронено головой на восток. Современные тибетцы просто оставляют своих мертвецов или бросают их в реки и озера. Захоронение в земле и в каменных камерах, хотя и описано в тибетской литературе, почти полностью забыто в наше время. Кочевники обычно оставляют мертвых на вершинах высоких холмов или бросают трупы в озера. Могилы в Ратри, вероятно, принадлежали древнему населению, чьи обычаи не были продолжены кочевниками наших дней.

Интересно отметить, что большинство найденных мегалитических памятников расположены вдоль великой дороги паломников к югу от Великих Озер, ведущей к горе Кайлас, обители богов, и священным местам на непальской границе. В будущей статье о религии бон я надеюсь показать, что этот паломнический путь в прошлом был путем миграций и таким образом получил религиозное значение, сохраняющееся и поныне.

Мегалитические памятники, обнаруженные экспедицией, совершенно неизвестны современному населению. В Доринге на некоторых больших менгирах внутри кромлеха были следы масла, и местный вождь сказал мне, что эти камни – обиталище ла, или бога – защитника дороги и путников. Ряд камней к востоку от кромлеха и фигуру стрелы тот же вождь считал естественными образованиями. Ни он, ни люди из его племени ничего не знают о происхождении этих камней.

В Ратри могилы совершенно неизвестны местному населению, а в Цукчунге, в Трансгималаях, местный вождь был очень удивлен, когда я показал ему мегалитические памятники к северу от перевала Цукчунг. Он сказал, что никогда не обращал на них внимания. Все это ясно показывает, что между мегалитическими сооружениями Тибетского нагорья и современными кочевниками лежат века эволюции.

Памятник в Лапчунге, к северу от великого перевала Сангмо-бертик, поднимающегося на высоту около 20.000 футов, был частично засыпан песком, так что только верхушки менгиров, образующих построение, были видны над землей. Я попытался раскопать один из камней, но он глубоко уходил в землю, а мои раскопки привлекли внимание местных жителей, которые, как все тибетцы, не позволяют беспокоить раскопками богов земли. Мне пришлось остановиться и отложить исследование на будущее, когда тибетское правительство даст санкцию на научные раскопки на его территории. Что за ритуалы исполнялись перед этими каменными алтарями и кромлехами, мы сможем рассказать только после тщательного изучения обширной бонской литературы. Большое собрание священных бонских текстов, всего около трехсот томов, до сих пор остается для нас закрытой книгой. Несомненно, что из некоторых ритуальных текстов, включенных в них, мы могли бы узнать назначение менгиров, кромлехов и композиций из камней. Бонская литература – это сокровищница древних верований, восходящих к далекому прошлому эпохи миграции, когда предки современных тибетских племен проходили через горную страну, именуемую ныне Тибетом, неся с собой свои племенные религии.

Исследования, осуществленные экспедицией в течение целой зимы, проведенной среди бонского населения Северного Тибета, открыли то обстоятельство, что древняя тибетская религия бон куда могущественнее и популярнее, чем до сих пор считалось. Бонские монастыри существуют в горах к северо-западу от Синина, в провинции Ганьсу, большие бонские общины имеются на территории голоков, и многие важные религиозные тексты, включенные в бонские Канджур и Танджур, были написаны бонскими ламами, уроженцами территории голоков. Большая страна Хор, к северу от Нагчука, целиком бонская, там есть несколько важных бонских монастырей, в которых экспедиции посчастливилось открыть собрание бонского священного писания. Значительные бонские колонии имеются вдоль караванного пути в Ладак. На юго-западе провинции Цзан буддийское население перемешано с бонским.

Существует определенный антагонизм между буддийскими и бонскими монастырями. Верят, что бонские ламы обладают знанием опасных тайн, и ночь, проведенная в бонском монастыре, может принести несчастье.

Область Хор широко известна своим колдовством, и рассказывают много историй о волшебных силах дико выглядящих бонских заклинателей.

Кочевники, составляющие значительную часть тибетского населения, представляют собой весьма деградировавший тип. Это особенно справедливо для западной части страны кочевников и высокогорных долин Трансгималаев. Арктические условия Тибетского нагорья и жизнь в высокогорных долинах, часто на высоте 16.000–17.000 футов, препятствуют их умственному и физическому развитию. Цинга у них обычное явление, поразительно часты случаи малорослости и других отклонений. Согласно убедительному свидетельству вождя кочевого племени в Трансгималаях, кочевое население постоянно уменьшается. Районы, несколько десятков лет назад населенные, теперь полностью обезлюдели. Среди нескольких кочевых племен, которые посетила экспедиция, все жаловались на недостаток пастбищ и гибель скота в сильные снегопады зимой.

Тип кочевников, живущих в районе Великих Озер и Трансгималаев, – низкорослый и плотный, с выдающимися скулами и курчавыми волосами.

У кочевых племен северо-востока Тибета и у хорпа телосложение более крепкое и складное. Среди них часто встречаются высокие мужчины с удлиненными и утонченными лицами. Женщины, за редким исключением, коренасты, широколицы и широкоскулы. Хоры—это общее этническое наименование кочевых племен смешанного происхождения, обитающих между племенами банак-голок и чангпа в районе озер. Чтобы отличить их от пяти племен хоров сычуаньской границы, их называют нуп-хор, западные хоры. Хорпа, вероятно, представляют собой те племена тибетского происхождения, которые попали в страну ближе к завершению великого передвижения китайско-тибетских племен на юг. Примесь иной крови в них очень заметна, и мы отличаем монгольский, тюркский типы и даже тип Homoalpinus, что, возможно, происходит из-за доли иранской или скифской крови. Среди мужчин-хоров отчетливо различаются два типа: с прямыми длинными и курчавыми короткими волосами. Первый тип – это обычно высокие люди почти арийской внешности, а второй – невысокие, коренастые, широкоскулые.

Тибетские кочевники не представляют собой чистый расовый тип, как прежде считалось, их этнический тип носит смешанный характер.

После холодных и мрачных тибетских нагорий давайте обратимся к речным долинам, центрам тибетской культуры.

В Тибете все проявления умственной жизни и культуры тесно переплетены с религией, и в описании культурных центров Тибета нам придется говорить прежде всего о религиозных центрах и общинах лам, хранителей древних традиций и учености.

Перед тем как перейти к моему описанию, позвольте напомнить даты некоторых важных событий религиозной истории Тибета.

В VII в. тибетский царь Сронцзангамбо, чьи войска прошли по Западному Китаю, части Китайского Туркестана и Южной Монголии, женился на непальской и китайской принцессах. Две эти высокородные дамы, глубоко верующие буддистки, обратили тибетского царя в буддизм и способствовали распространению этого учения в его царстве. Таково было начало буддизма в Стране снегов.

В VIII в. царь Тисрондецан (755–797) пригласил из Уддияны индийского святого Падмасамбхаву, последователя тантрийской формы буддизма. С приходом этого знаменитого учителя распространение буддизма получило новый импульс. Он создал монашеский орден тантрийского буддизма, известный под названием ньингмапа, оказавший сильное влияние в южных и западных частях страны и в гималайских районах Индии.

Мы уже видели, что эта форма тибетского буддизма находится под сильным влиянием древнего учения бон.

При правлении царя Ландармы (IX в.) буддизм испытал временный упадок, но скоро преобладание нового учения было восстановлено.

Следующая важная дата в истории буддизма в Тибете – это приход Атиши, известного ученого из большого монастыря Викрамашила в Восточной Индии. Прибытие Атиши отмечено возвращением к более чистой форме буддизма, учреждением важной школы кадампа и введением учения Калачакры.

Следующее важное событие – это рождение религиозного реформатора Цзонхавы в Амдо в 1357 г. Цзонхава основал сильную желтошапочную школу, гордящуюся тем, что она хранит подлинные заветы Будды, и являющуюся основной школой в Тибете и Монголии. После смерти Цзонхавы в 1419 г. началась линия духовных правителей Лхасы, или гьялбангов.

В 1577 г. известный хан монголов-тумэтов Алтан-хан из Внутренней Монголии преподнес великому ламе из Лхасы Соднаму Джамцо титул Далай-ламы Ваджрадхары и признал религиозное верховенство желтой веры. Именно под этим титулом мир знает Ламу – правителя Тибета.

Другая важная дата – это появление в Тибете Пятого Далай-ламы Агвана Ловсана Джамцо (1617), который с помощью монголов установил верховную власть желтошапочной школы в Тибете и нанес поражение последнему светскому правителю Цзана. Таковы были люди, которые внесли самый большой вклад в создание ламаистской церкви. Маньчжурские императоры Китая в их стремлении прочно закрепиться в буддийской Монголии придавали большое значение усилению тибетской церкви. В результате такой политики Тибет действительно стал страной монахов и священных книг, как его иногда называют в тибетских текстах. Пропорция лам к остальному населению в этой стране составляет примерно один к восьми. В результате недавних сдвигов эта пропорция в настоящее время имеет тенденцию к уменьшению, так как многие из духовного сословия возвращаются к мирской жизни.

Я не буду занимать ваше время описанием сложных форм тибетского буддизма, достаточно сказать, что существуют два определенных вида учения в Тибете: один для неграмотных масс, а другой для относительно ограниченного числа образованных лам. Это разделение заметно также среди духовного сословия. Одна часть тибетских духовных лиц, причем наибольшая, посвящает свою жизнь служению низшей форме буддизма, народной религии буддийского Тибета. Другая же часть духовного сословия, состоящая из ограниченного числа образованных ученых и лам-отшельников, видит в учении не просто слепое поклонение, но путь к более глубокому знанию, и для этих адептов внешние церковные обряды буддизма просто не существуют. Они не признают ни государственной церковной иерархии и не связывают себя определенными общинными правилами монастырей. Живут они сами по себе, проводя большую часть времени в скитаниях, или часто посещают тех ученых лам, что служат в монашеских школах.

На меня всегда производило сильное впечатление то, с каким почтением к таким ученым ламам относятся обычные обитатели монастыря. Иногда такой ученый монах приходит в монастырь и проводит в нем несколько дней. Он не посещает служб в храме и никаким образом не участвует в жизни общины, а посвящает большую часть времени обсуждению трудных для понимания вопросов учения или занимается медитацией. Такие ученые встречаются лишь изредка. Если одному из них случится временно остановиться в монастыре, то к нему трудно получить доступ. Монастырские монахи, когда их просишь показать дорогу к келье этого ламы, обычно отвечают: «Драгоценный медитирует, и мы не можем беспокоить его». Это просто отговорка, которая показывает, до какой степени этих ученых лам их собратья-монахи защищают от посторонних.

Трудно проникнуть в эту сферу тибетской монашеской жизни. Эти ученые монахи иногда оказывают огромное влияние на других, и правительство часто вынуждено советоваться с ними по важным вопросам. Такие монахи редко встречаются в современном Тибете. Они либо удалились в горы, либо скончались, не оставив достойных учеников.

В былые годы знание санскрита, классического языка Индии, было обычным среди лам, в наши дни оно исключительно редко. Только в Дерге и Монголии изучение санскрита все еще практикуется. Невзирая на обновленную политику полной изоляции, введенную тибетским правительством с 1924 г., и сравнительное возрастание влияния консервативной ламской партии, буддизм в Тибете приходит в упадок. Бегство Таши-ламы было сигналом к общему исходу ученых лам, бегущих на окраины Тибета, в Китай и Монголию, в британский Сикким и Непал.

Китайско-тибетский конфликт, беспорядки в Средней Азии и Западном Китае привели к застою на караванных путях в Тибет. Экспедиция Рериха провела весь караванный сезон 1927–28 гг. поблизости от великого торгового пути Монголия – Китай – Лхаса и была поражена, обнаружив этот путь полностью опустевшим. При отсутствии паломников из Внутренней и Внешней Монголии, ламаистского Китая и из великих монастырей Гумбум и Лавран в Ганьсу религиозная жизнь Тибета получила тяжелый удар. Некоторые монастыри, зависящие от ежегодных подношений паломников, очень нуждаются в средствах.

Приближается поворотный момент в истории ламаистских стран Центральной Азии, так как монгольские племена самой Монголии и Цайдама и тибетские племена в окрестностях Гумбума и Синина более не обращают взор в сторону Лхасы, а смотрят на находящегося в изгнании духовного правителя Цзана как на своего религиозного лидера и защитника.

Из истории известно, что одна из древнейших частей Тибета лежит к юго-востоку от Лхасы, в долине Ярлунга. Здесь похоронены первые цари Тибета, и многие легенды делают это место примечательным.

К ней примыкает долина Брахмапутры, или Цангпо, и долины её притоков Джичу и Ньянгчу. Долина Джичу была в прошлом и остается даже сейчас центром культурной жизни страны. Здесь находится Лхаса, «обитель богов», резиденция Далай-ламы и нынешний политический центр Тибета. Благодаря своему положению, закрытому от сильных северных ветров, и многочисленным горячим источникам, долина Джичу имеет мягкий климат, являясь одной из самых плодородных долин Центрального Тибета. Помимо столицы здесь расположены самые известные монастыри желтошапочной школы: Галдан, бывшая резиденция Цзонхавы, основанный им в 1409 г., монастырь, почитаемый за ученость и дисциплину, настоятель Галдана, ти-ринпоче, не раз был призываем занимать высшие должности в государстве; Дрэпунг, основанный в 1416 г. Таши Палденом, одним из учеников Цзонхавы, город-монастырь с огромным числом монахов, многие из которых приехали из далекой Монголии, Сибири и Амдо. Он имеет значительный политический вес и является важным фактором в жизни страны. Монастырь Сера был основан в 1419 г. Шакья Еше, также одним из учеников Цзонхавы. Сера известен как обитель беспокойных монахов, которые часто появляются на улицах Лхасы как сермак, или ламы-солдаты, размахивая над головами огромными железными ключами от монастырских дверей – их единственным оружием.

Они относятся к четырем «лингам», или лхасским монастырям, среди которых особо почитается Морулинг. Этот знаменитый монастырь был основан тибетским царем Ралпачаном в IX в. и обновлен реформатором Атишей. Он посвящен изучению глубоких тайн буддийского мистицизма и йогической практике. В Морулинге насчитывается только триста лам, отобранных среди самых ученых монахов тантрийской и метафизической школ больших лхасских монастырей. При поступлении в монастырь Морулинг монах углубляется в чрезвычайно сложное тантрийское учение и после продолжительного пребывания в монастыре покидает его ради далекой отшельнической обители, расположенной где-то в горах. Говорят, что у монастыря есть несколько таких обителей, но их подлинное расположение неизвестно мирянам и остается тайной для большинства прочих монахов.

Внутри монастыря Морулинг есть большой квадратный двор, вокруг которого расположены кельи монахов. Согласно традиции монастыря, число монахов не должно превышать трехсот. Иногда утром обнаруживается, что одна из келий освободилась. Это значит, что её обитатель удалился в отшельничество. Время его ухода остается неизвестным остальной монашеской братии, за исключением, вероятно, его непосредственного наставника. Он просто оставляет свою келью и отправляется пешком в отшельнический скит в горах. Его келью занимает новый монах, отобранный в одном из лхасских монастырей, и так продолжается, пока другой член братии не покинет свою келью ради отшельничества в каком-то удаленном месте. С этой поры такой монах принадлежит к разряду отшельников, или гомченов, и потерян для внешнего мира. Никто больше не увидит его и не услышит о нем. Там, в ледяном одиночестве гор, он будет вершить свой религиозный подвиг, осуществляя идеал, достоинства которого остаются нам неизвестными. Тибет – это страна контрастов, и глубокая пропасть лежит между буйными и невежественными монахами больших монастырей и немногочисленными отшельниками и аскетами, единственными, заслуживающими репутацию святости, которую слишком часто прилагают ко всему Тибету.

Последним, но отнюдь не по своему значению, упомянем великий монастырь Ташилунпо, резиденцию Таши-ламы, или Панчен Ринпоче, в долине Ньянга. Считается, что долина Ньянгчу была районом тибетской знати, и многие из лучших семей земельной аристократии Тибета вышли из этой плодородной долины. Она важна и как религиозное место, так как многие древние и почтенные монастыри, восходящие к ранним дням буддизма в Тибете, расположены в этой долине. Недалеко от места слияния Ньянгчу и Брахмапутры лежит Ташилунпо, основанный в 1447 г. первым историческим главой желтой веры Гедундубом (1391–1474). Это большой монастырь, славящийся как резиденция Таши-ламы, духовного правителя Цзана, и своими многочисленными святынями, среди которых особенно почитаем храм Майтрейи, будды будущего.

Таши-лама, духовный правитель Цзана, пользуется глубоким уважением в Тибете. Он считается воплощением Амитабхи, будды неизмеримого света, и говорят, что его духовное величие даже больше, чем у нынешнего Ламы – правителя Тибета.

Его неожиданное бегство во Внутреннюю Монголию и Китай вызвало сильный испуг среди масс его подданных и даже по всему Тибету. Само его бегство сопровождалось таинственными событиями, и много рассказов о нем передается из уст в уста. Так входят в жизнь многие легенды, которые несомненно будут включены в жизнеописание Таши-ламы или напечатаны в виде отдельной книжки, похожей на ту, что содержит высказывания и молитвы нынешнего Таши-ламы, произнесенные им в ходе своих недавних путешествий по Северному Тибету, Внутренней Монголии, Маньчжурии и самому Китаю. Пересекая Чантанг или тибетское плоскогорье на севере, караван Таши-ламы подошел к берегу соленого озера, еще не замерзшего. Свита была в растерянности, потому что их по пятам преследовала тибетская кавалерия. Задержка означала плен и жестокое обращение со стороны солдат. Его Святейшество Таши-лама успокоил своих спутников: «Завтра перед рассветом мы будем на другом берегу озера». Ночью необычно сильный мороз сковал реки и озера, и караван смог пересечь озеро в ранние утренние часы. Тибетские конники прибыли позже, днем, и увидели, что караван уже благополучно пересек ледяное пространство. Они попытались преследовать его по льду, но теплое тибетское солнце уже растапливало лед, и всадники оказывались в воде вместе с лошадьми. Им пришлось скакать вокруг озера, что задержало их на несколько дней.

Рассказывают еще одну историю. Это случилось к северу от могучего хребта Тангла. В сильной метели караван Таши-ламы почти потерял дорогу. Мокрый снег залеплял глаза людей, не давая ничего видеть. Даже животные каравана, выносливые верблюды из монгольской Гоби, не могли противостоять безудержной силе ветра. Его Святейшество сам привел караван к палатке бедного кочевника, где они нашли старого слепого хорпа. Таши- лама и его свита провели ночь в палатке старика, которому никто не сказал, кто его августейший гость. Утром, перед отправлением, Лама спросил старика, чего бы тот хотел больше всего на свете. Человек ответил, что он всегда молился, дабы узреть сияющий лик Драгоценного Пандита, т.е. Таши-ламы, но старость и слепота лишили его этого. «Теперь ты увидишь его», – сказал Его Святейшество и протянул руку к глазам старика. Старик тут же прозрел и простерся в поклоне перед духовным владыкой Цзана. Этот хорпа настоял, чтобы ему позволили вести верблюда Его Святейшества по трудным тропам этой страны и благополучно вывел караван за пределы Тибета.

Подобные истории с почтением рассказывают о Таши-ламе. Лучше, чем что-либо другое, они показывают, до какой степени тибетцев привлекает в жизни все сверхъестественное.

Много лет назад Ташилунпо считался центром мистического учения Калачакра, «Колесо Времени», происходящего из таинственной страны Шамбалы, святая святых тибетского и монгольского буддизма. Это мистическое учение было ввезено в Тибет великим Дипанкара Шриджняной, т.е. Атишей (994–1067). Это учение, вероятно, появилось в Индии около X в. и с тех пор оказывает глубокое влияние на ламаистскую Азию. Одна из монашеских школ в монастыре Ташилунпо была отведена изучению Калачакры, и долгое время это было главное место её изучения.

Говорят, что Таши-лама в своем втором воплощении был Ригден Джампе Дагпа, одним из правителей Шамбалы, который, как считается, правил этим царством сто лет.

В своем будущем воплощении Его Святейшество переродится как Ригден Дакпо, будущий правитель Шамбалы, которому предназначено покорить носителей зла и установить царство Майтрейи, будды будущего.

Учение Шамбалы – это тайное учение Тибета и Монголии, а Его Святейшество Таши-лама рассматривается как главный истолкователь учения в этом мире.

Со времени отбытия Таши-ламы в 1923 г. это учение получило новый импульс, многочисленные калачакринские школы были основаны самим Таши-ламой по всей Внутренней Монголии и в буддийском Китае. Шамбала рассматривается не только как обитель скрытого буддийского учения, это ведущий принцип грядущей кальпы, космической эры. Говорят, что умудренные настоятели и ламы-созерцатели находятся в постоянной связи с этим мистическим братством, руководящим судьбами буддийского мира.

Западный наблюдатель может поверить в важность этого имени или отнести обильную литературу о Шамбале и все еще широкую устную традицию к фольклору или народной мифологии, но те, кто изучал живые формы буддизма, знают необыкновенную силу, какой обладает это имя среди масс буддистов высокогорной Азии. В ходе истории оно не только вдохновляло религиозные движения, но даже двигало армии, чьим военным кличем было имя Шамбалы. В наши дни монгольская кавалерия Сухэ-Батора, освободившая Монголию от войск китайского генерала Сю, сочинила собственный марш, который до сих пор поют монгольские войска. Песня начиналась словами «Жанг Шамбалыйн дайин», т.е. «Война северной Шамбалы», она призывала воинов Монголии подняться на священную войну за освобождение страны от врагов-угнетателей: «Пусть все мы умрем в этой войне и переродимся воинами Шамбалыйн-хана» (т.е. царя Шамбалы), – поется в песне.

В прошлом великие имена в буддийской иерархии Тибета и Монголии посвящали многие сочинения учению Калачакры и Шамбале. В наши дни существует обширная устная литература, принимающая иногда вид пророчеств, песен, намтаров, или легенд, и ламйигов, или путеводителей, и многочисленные барды поют баллады о будущей войне Шамбалы, которая возвестит падение зла.

Со времени вынужденного отъезда Таши-ламы монастырь Ташилунпо жестоко пострадал от рук лхасских чиновников. Последним и суровым ударом была конфискация и продажа монастырской собственности весной 1928 г.

Но, несмотря на мрачные дни, обрушившиеся на монастырь и приведшие к исходу ученых лам, он по-прежнему пользуется глубоким почитанием в ламаистском мире.

Страну к юго-западу от Ташилунпо рассматривают как одно из самых священных мест Тибета. К югу от нее, недалеко от непальско-тибетской границы, поднимаются высочайшие снежные пики Гималаев: Эверест, Макалу, Гауришанкар, Гьячунканг и многие другие – целый ряд снежных гигантов.

Этот горный район был в течение многих столетий известен как Фиваида тибетского аскетизма. Здесь действовали в XI в. величайший поэт-мистик Тибета, Миларепа, обессмертивший песнями свое имя, и орден его последователей, суровых монахов, одетых в рубище и обитавших в уединенных пещерах в горах вокруг Эвереста. Эти пещеры и одинокие маленькие храмы служат местами отшельничества мистическому братству, известному под именем дордже-пундок, или «братья по тайному знанию». Очень мало известно о них и их практиках. Здесь лежит обширное поле для исследователя мистицизма, который сможет войти в доверие к этим анахоретам и узнать от них существующие методы буддийской йоги.

Восточный Тибет также известен своими святилищами и монастырями. Монахи из Кама пользуются репутацией художников и людей ученых. Многие годы войны на китайско-тибетской границе, вторжение войск Чао Эрфэна в 1905–1908 гг. и битвы 1918 г. сильно опустошили страну и многие древние и важные монастыри, не говоря уже об ограбленных и разрушенных деревнях и фермах.

На северо-востоке Тибета лежит область Дерге, известная своей ученостью и искусством. Говорят, что слава Дерге восходит к эмиграции буддийских монахов от преследований царя Ландармы в IX в. Эти беглецы принесли с собой ценные традиции древней учености, старинные книги и изображения. Великий монастырь Дерге пользуется славой обители ламаистской учености и, как говорят, хранит многое из старой санскритской культуры Индии. Таково мнение ученых лам по всему ламаистскому миру, и открытие этого района для научных исследований будет событием большой важности. Было радостно слышать, что в Дерге началось движение за сохранение древней литературы и предметов искусства.

Считается, что в провинции Дерге лучшая в Тибете обработка металла, и металлические изделия, изготовленные в её художественных мастерских, высоко ценятся по всему Тибету и в Монголии.

Западный Тибет, хотя и известен как место паломничества к святым местам, горе Кайлас и озеру Манасаровар, представляет собой бесплодную страну с очень редким населением. Этот район часто посещается паломниками и странствующими аскетами, ищущими в его уединении осуществления своих видений. Именно поэтому он вызывает интерес, а не в связи с созидательной и культурной деятельностью его населения. Запретный характер этой страны, величественность её снежных гор усиливают её религиозное значение. А то обстоятельство, что этот район почитается как святая святых сотнями тибетских паломников и тысячами индусов, борющихся с жестоким холодом, чтобы проникнуть в тайны Шивы, говорит само за себя.

Для истории буддизма в Тибете этот район имеет особый интерес. Известно, что индийские пандиты, принесшие учение Будды в Тибет в VII в., приходили в эту страну с запада, либо через Кашмир и Ладак, либо через долину Кулу и Лахул. Здесь, в Западных Гималаях, лежит множество священных мест тибетского буддизма, связанных с именами первых проповедников буддийской веры в Тибете. Лежит здесь и таинственная страна Захор, одно из любимых убежищ Падмасамбхавы, расположенная в нынешнем княжестве Манди и в долине Кулу, а также озеро Равалсар, или Цо-пема тибетцев, и много других мест, освященных памятью о Падмасамбхаве.

После этого краткого взгляда с птичьего полета на важные культурные центры Тибета позвольте коротко описать изнутри тибетский храм, или лаканг, содержащий священные изображения, и библиотеку монастыря.

Покрытая тонкой резьбой дверь ведет в просторный зал, поддерживаемый множеством деревянных колонн. Колонны и потолочные балки раскрашены в яркие цвета.

Все стены покрыты фресками, представляющими огромный интерес для исследователя буддийской иконографии. Ибо в них мы находим историю Будды и его первых учеников, а также легенды о многих божествах буддийского пантеона, рассказанные с помощью символических образов. Эти живописные изображения очень ценны как иллюстрации священных текстов. Тибетский храм – это подлинный музей религиозного искусства, иногда очень удачно называемый самими тибетцами цуклак канг, т.е. «вместилище вещей, созданных умом и руками».

Северную стену занимает алтарь, состоящий из нескольких застекленных шкафов, обычно украшенных тонкой резьбой и раскрашенных, в которых находятся священные изображения из глины или бронзы. В красношапочном монастыре, т.е. принадлежащем нереформированной буддийской школе, главное место занимает изображение Падмасамбхавы, который ввел в Тибете тантрийский буддизм. В желтошапочных монастырях почетное место занимает Будда, а иногда, основатель этой школы – досточтимый Цзонхава.

Если храм является залом собрания, или дукангом, куда монахи сходятся для ежедневного чтения молитв и священных текстов, то середину северной стены занимает трон настоятеля или ламы-воплощенца этого монастыря. Среди колонн, поддерживающих потолок, раскладывают в несколько рядов плоские подушки, оставляя проходы от входа к трону ламы. Эти подушки служат сиденьями для собирающихся монахов.

На колоннах висят многочисленные иконы-свитки, или танки, многие из которых имеют большую художественную ценность. Тибетское живописное искусство, столь вошедшее в моду на Западе в последние 10 лет, прошло долгую эволюцию. Как и всё в Тибете, оно имеет весьма сложный характер и вдохновляется единственно религией, т.е. искусство в Тибете полностью служит церкви.

С ранних времен Тибет имел тесные контакты со своим южным соседом, Непалом. Искусство непальской живописи оказало огромное влияние на представления о прекрасном в Тибете. Именно через это искусство тибетские художники познакомились с традицией фресок Аджанты. В XIII–XIV вв. влияние непальского искусства достигло своего апогея и даже проникло к китайскому императорскому двору. Непальские художники славились своим мастерством и часто приглашались большими монастырями Тибета. Можно проследить, что часть тибетской бронзовой скульптуры восходит к художественным школам, процветавшим в Магадхе и Восточной Бенгалии в индийское средневековье, до мусульманского завоевания в X в.

Помимо индо-непальского влияния с юга, было и другое воздействие на Тибет. Тибет всегда активно поддерживал отношения с районом Хотана в Китайском Туркестане, и несомненно, что местная хотанская художественная продукция нашла свой путь в Тибет и повлияла на его искусство. Эти художественные произведения были очень сложны и все еще несли следы индийского прошлого. Они принадлежали к тому смешанному миру, что был создан в Центральной Азии контактами многих народов. Типы 16 архатов, разных защитников религии с их воинственной свитой девов и якшей, увешанных оружием, можно считать завезенными с севера. Китайское влияние стало более очевидным в XVII–XVIII вв. и совпало с распространением политической власти Китая в Тибете. Оно особенно заметно в восточных районах Тибета.

Мы можем различить два центра или две области художественной деятельности в Тибете: на юго-западе и на востоке. Первая имеет своим центром монастырь Ташилунпо, эта школа примыкает к индо-непальскому искусству. Восточная, или камская, школа представляет несомненно лучшую художественную провинцию Тибета, дающую наиболее ценные произведения искусства, будь то живопись или скульптура. Самые известные художники Тибета – уроженцы Кама. Говорят, что большинство фресок в больших монастырях Центрального Тибета – это работы художников из Кама, которых специально для этого приглашают. Велика слава мастеров из Кама, и многие художники Центрального Тибета специально называют себя уроженцами Кама или гордятся тем, что учились у какого-нибудь прославленного камского мастера. По богатству деталей, тонкости рисунка и исключительной красочности живопись Кама не уступает лучшим образцам искусства Центрального Тибета, ибо в основе её лежат века живописной традиции.

Главный интерес и ценность тибетской живописи – в её красочности, а её декоративные возможности едва ли можно переоценить.

Посмотрим теперь на жизнь простого человека в Тибете. Миряне должны обслуживать нужды церкви, и вся их жизнь проходит под диктовку духовных советчиков. Массы крестьянства принадлежат церковным землям, они либо крепостные, либо арендаторы у богатых семей земельной аристократии, в значительной степени осуществляющей над ними юрисдикцию.

Я уже отмечал то обстоятельство, что Тибет поражает путешественника как страна резких контрастов. Уже говорилось об удовольствии, какое испытывает путешественник, которому довелось увидеть на расстоянии приветливый пейзаж тибетской долины. Увы, расстояние слишком обманчиво и порой творит чудеса. Издали мы видим прочные белые дома с плоскими крышами и большими окнами, высокие садовые стены и величественные религиозные сооружения. Путешественник радостно думает, что скоро он расположится лагерем под тенистыми деревьями сада и побродит по живописному городку, который он не может не сравнить с приморскими городками юга Италии.

Но расстояние уменьшается, и очаровательная картина, которую он созерцал издали, вдруг исчезает. Это шокирует его, и должен сказать по собственному опыту, что часто я чувствовал сильное желание повернуть обратно и снова смотреть издали.

Городок все приближается. Внушительные дома оказываются квадратными коробками жалко выглядящих хижин, на крышах которых торчат безобразные палки с закрепленными на них многоцветными кусками ткани. Тенистых садов нет вовсе, лишь несколько деревьев растут тесной кучкой. Деревенская улица загромождена кучами отбросов, поднимающимися с обеих сторон и образующими перед домами высокие валы, из-за которых выглядывает толпа людей, невообразимо грязных, но довольных собой и жаждущих поглазеть на иностранцев. Совершенно невозможно остановиться в самой деревне, и путешественник вынужден разбивать свои палатки за её пределами, на каком-нибудь пустом поле. Постепенно вокруг лагеря путешественников собирается густая толпа, внимательно следящая за каждым движением внутри и вне лагеря. Это хорошая возможность рассмотреть одежду аборигенов. Тибетцы очень любят наряжаться, любят дорогие шелка, ввозимые из Китая, парчу ярких цветов и ювелирные украшения. В праздник Нового года можно видеть ярко разодетую толпу, гуляющую по улицам, но в повседневной жизни тибетская толпа серая, одета в лохмотья или грязные одежды из серого домотканого полотна. Тибетские сапоги обычно изношенные, многие носят дешевые европейские сапоги, привезенные из Индии. Мужчины редко носят шляпы, лишь у некоторых, в лучшем случае, зеленые или коричневые гамбургские шляпы. У женщин большое разнообразие причесок. Некоторые носят большие деревянные овальные кокошники, украшенные кораллами, бирюзой и серебром. Такова мода в провинции Цзан Центрального Тибета.

Женщины в лхасской провинции носят маленькие треугольные короны, украшенные большими круглыми бусинами и бирюзой. Популярны большие ожерелья с нанесенным орнаментом, иногда в виде павлинов, других птиц или животных, коробочки с амулетами, а также ожерелья из так называемых бусин-зи, которые, как говорят, находят в полях и речных долинах. Эти бусины-зи, вероятно, представляют собой древние бусы, принадлежавшие прежним жителям Тибета.

Тибетские крестьяне встают рано. Порой, разбив лагерь у какой-нибудь деревни, вы просыпаетесь около четырех утра и слышите мелодичный перезвон колокольчиков. Это ослики несут навоз на поля или воду в деревню. После восхода солнца вся крестьянская семья выходит из дому в поле. Вы видите весело украшенных быков и крестьян с примитивными плугами и лопатами, проходящих мимо вашего лагеря на работу в поле.

К закату они возвращаются в деревню, дневные труды завершены, и к девяти вечера деревенская улица пустеет. В целом жизнь тибетского крестьянина напоминает жизнь его кочевого соплеменника. Иногда у крестьянина есть стадо яков и овец, и кто-то из семьи вынужден вести кочевническую жизнь в горах. Все бремя податей возложено на крестьянское сословие, и поэтому крестьянские дома обычно поражают путешественника своей бедностью. Крестьянский дом обычно состоит из одной или двух комнат. Помимо очага, пары низких столиков и нескольких матрасов, вы едва ли найдете в нем какую-нибудь мебель. Стены покрыты копотью, а обитатели сидят на корточках на грязном полу комнаты.

В долине Чумби и в некоторых долинах Кама у богатых крестьян есть двухэтажные дома, чем-то напоминающие швейцарские коттеджи. В этих коттеджах иногда можно увидеть алтарные столики с тонкой резьбой и другую мебель. В некоторых подобных домах есть хорошо подобранные библиотеки священных книг, а владельцы их до некоторой степени образованны.

Между жизнью тибетских города и деревни мало различий, так как тибетские городки – это, в определенной степени, большие деревни. В городах торговцы составляют значительную часть населения. Тибетцы – великие торгаши. От высокого воплощенного ламы до беднейшего крестьянина – все чем-то торгуют. Большие монастыри имеют собственных торговых представителей в нескольких важных торговых центрах Китая, Индии и Монголии. Само правительство поддерживает торговых посредников и особых правительственных агентов, ведущих торговлю от имени правительства. Тибетский купец проводит большую часть жизни, странствуя вдоль главных караванных путей Тибета. В последние годы значительно выросла важность морского пути Шанхай – Калькутта, и большая часть китайско-тибетской торговли идет морем. Только чай продолжают ввозить по суше.

Тибетские города выросли вокруг монастырей или важных торговых рынков. Лхаса и Гьянцзе – это важные торговые центры, тогда как Шигацзе с городом-монастырем Ташилунпо больше сохраняет религиозный характер.

Большие аристократические семьи, многие из которых утверждают, что происходят от древних царей Тибета, владеют огромными землями в городах и в сельской местности. Просторные городские дома и загородные поместья тибетской знати представляют резкий контраст с убогими каменными хижинами крестьян. Некоторые из представителей знати десятилетиями находятся на правительственной службе и поэтому сколачивают большие состояния и располагают земельными владениями, так как удачливых чиновников обычно награждают за службу землей. Образ жизни тибетской знати сохранил многое из феодального прошлого страны. Среди этой знати можно встретить изысканных господ, гордящихся своим происхождением, владеющих роскошными городскими домами и большими наследственными имениями. Они одеваются в дорогой китайский шелк и парчу, окружены толпой слуг и разъезжают на богато украшенной лошади или муле. Их дома богато обставлены мебелью, являющей собой причудливое сочетание тибетского, китайского и европейского стилей. Как и во всех тибетских домах, лучшие комнаты расположены на верхнем этаже. Нижний этаж часто занимают конюшни и другие служебные помещения. Плоская крыша дома летом используется как любимое место отдыха обитателей дома. К дому часто пристроен небольшой частный храм, и семейный лама читает священные тексты ради благосостояния семьи и зависящих от нее лиц.

Некоторые из аристократических семей пользуются значительной властью в стране. Это настоящие феодальные владыки, служащие правительству на крупных гражданских и военных должностях. Тибетское чиновничество подразделяется на две основные группы: гражданскую, или шивей пёнпо, и военную, или дракпой пёнпо. Между этими двумя классами чиновников существует серьезный антагонизм. Согласно тибетскому закону, армейские офицеры не имеют власти над населением в мирное время. Даже в пограничных районах вся юрисдикция находится в руках их гражданских коллег. Во время войны гражданские чиновники лишаются своих прав, и военные пользуются всей властью в районе. В мирное время границу обслуживают гражданские чиновники, тогда как в военное им на смену заступают военные.

Тибетская гражданская служба, в свою очередь, подразделяется на два класса: цедунги, или ламы-чиновники, и дрункоры, или чиновники-миряне. Каждый район имеет двух губернаторов, или дзонгпонов: светского и духовного, соблюдающего интересы церкви в этом районе. Это двоевластие – примечательная черта тибетской администрации. Все официальные дела рассматриваются этими двумя чиновниками, заседающими вместе, один никогда не решает дело без консультации с другим. Они могут бесконечно растягивать дело, не вынося никакого решения, отговариваясь тем, что один из них болен или в отъезде, а другой не может решать без него.

Тибетское духовенство можно сравнить с правящей политической партией, чья цель – иметь своих назначенцев в каждом правительственном учреждении, чтобы наблюдать за его работой.

Светские чиновники, главным образом, – это потомки местной аристократии, тогда как их церковные коллеги часто простого происхождения.

Есть несколько негативных тенденций в современной тибетской жизни, которые с течением времени могут ослабить национальный характер. Скрытая опасность для всей социальной структуры Тибета кроется в составе тибетского ламства. Пока энергичный религиозный реформатор не изгонит зло, религиозный уклад в Тибете подвергается серьезной опасности. Я говорю о ламах-ренегатах, которых великое множество в стране и которые презрительно именуются самими тибетцами трало, т.е. «вернувший свои обеты». Особый класс тибетского общества состоит из бывших монахов, либо изгнанных из монастырей за нарушение дисциплины, либо не имеющих склонности к монашеской жизни. Эти люди занимают различные должности на государственной службе, занимаются оживленной торговлей и особенно часто подвизаются в качестве тибетских торговых агентов в Китае и Монголии. Служа там, они прилагают все усилия, чтобы сколотить состояние, и крайне неразборчивы в средствах. Пьянство, пристрастие к курению опиума и другие пороки прикрываются бритой головой и ламским одеянием. Этот род людей – типичный продукт ненормального уклада жизни, являющегося бременем для страны и превращающего её в пустыню для духовного поиска.

Несомненно, что влияние религии в Тибете утрачивается, и в будущем мы увидим рождение нового народа. Тибетский буддизм перешел на стадию «механизации», при которой спасение достигается чисто механическими устройствами вроде молитвенных колес, готовых формул и ритуалов, защищающих грешника от результатов его действий. Заглянем в тибетскую лавку. Набожный хозяин потягивает чанг, местное пиво, но особое устройство день и ночь крутит его молитвенное колесо. Человек потакает своим грехам, но его молитвенное колесо набожно готовит ему почетное местечко в раю. Подобная «механизация» религии уничтожает все духовные устремления в массах людей. Люди все еще внешне следуют религиозным наставлениям, но все их повседневные обряды – это ужасный фарс.

Что стало с легендами о царе Гэсэре? Где глубокие традиции основоположников буддизма в Тибете? Где утраченный рыцарский дух былых времен, о котором свидетельствуют руины замков и монашеских обителей?

Всё забыто, всё покрылось серым налетом обыденности, в котором нет места словам Благословенного.

Все устремления свелись к одному слову: луксо, обычай, который служит для обозначения не только выражения почтения к ламам, но и взяточничества чиновников.

Можно вспомнить популярную притчу о том, как тибетец, подойдя к берегу реки, увидел в воде отражение золотого браслета, висящего на ветке над его головой. Этот человек не заметил браслета на ветке, но тщетно пытался выудить отражение.

Подлинная ценность Тибета давно утрачена, и люди слепо тычутся, пытаясь поймать отражение своих прежних достижений, о которых свидетельствуют кучи пыльных книг и сокровища монастырей.

Только тибетские отшельники да немногие странствующие геше, т.е. доктора богословия, все еще поддерживают пламя духовного поиска, которое когда-то дало этой стране репутацию святости.

В чем же смысл исследований Тибета? Стоит ли тратить время на изучение этого народа-отшельника, спрятавшегося за могучими горами и снежными просторами?

Для того, кто интересуется современным положением на Азиатском континенте, необходимо глубокое понимание и знание его великого прошлого, а Тибет в значительной мере сохранил древние традиции Китая, Индии, Монголии и Средней Азии – целого ряда великих цивилизаций, чьи судьбы изменились благодаря их контактам с Западом.

Тибет можно сравнить с закрытой кладовой древнего замка, где хранятся сокровища прошлого. Огромная религиозная литература Тибета сохранила древние священные писания буддизма, санскритские подлинники которых были утрачены в Индии. Колоссальный труд по переводу сложнейших концепций буддийской мысли на грубую речь кочевников и создание литературного языка были совершены блестящей плеядой индийских пандитов. Многие тибетские монастыри все еще хранят исторические реликвии этой замечательной деятельности индийских ученых. Многие монастырские библиотеки владеют уникальными санскритскими рукописями из утраченного буддийского канона, выполненными на пальмовых листьях и бересте.

Обильная историческая литература, государственные архивы и монастырские хроники содержат массу исторических сведений, несущих важные данные о темном периоде индийского средневековья, о распространении буддизма в Тибете и Центральной Азии, о китайско-тибетских отношениях и об отношениях желтошапочной церкви с великими ханами Монголии.

Тибетский фольклор, светские и религиозные церемонии сохранили многое из былого великолепия Китая и Монголии, а одна из особенностей новогодних праздников, так называемые дзонгьяп шампе, т.е. «скачки за крепостью», которые происходят на равнине за Поталой, как говорят, представляют атаку старой монгольской кавалерии. Эта игра была введена во времена великого Пятого Далай-ламы и, вероятно, впервые была исполнена всадниками Турубайху Гуши-хана, хошутского завоевателя Тибета в 1640 г.

Тибетские монастыри, а иногда и особняки старой аристократии – это подлинные музеи произведений древнего искусства. В них мы найдем бесценный китайский фарфор и перегородчатую эмаль – дары китайских императоров; изящные скульптуры из позолоченной бронзы; резное дерево – шедевры индийского, тибетского и китайского искусства; великолепные образцы живописного искусства Тибета – шелковые картины-свитки огромных размеров. Но всё это лежит, спрятанное за закрытыми дверями кладовых, а полуразрушенные стены замков по-прежнему представляют непреодолимую преграду для любопытствующего путника.

После краткого периода попыток модернизации Тибет вновь опустил завесу изоляции, и пыль веков снова покрывает скрытые сокровища знания.

Урусвати, Наггар, Кулу

3 марта 1929